Борис МИСЮК                                                                 Рассказы

 

                                                                                                   

 

 

АХ, ВЕСНА, ВЕСНА!..

                                 и л и                                      

ПЕЧАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ О БЕДНОМ

ГАСТАРБАЙТЕРЕ-МАСТУРБАТОРЕ

                                                                       

            Красавчик Сунь Лиши, молодой человек из субтропической провинции Гуандун, в поисках работы и счастья приехал в Вавилон (так отец его называл великий тринадцатимиллионный город Шанхай). Отец был поваром, как многие из гуандунцев. Он мог из змей, мышей, кошек, собак и даже крокодилов приготовить более двух тысяч блюд!                         

Но сын не пошел династической тропой, ибо упрям был, как известное длинноухое животное. И вот – в награду за длинные уши – взяли его на стройку чернорабочим. «За пять фынь (китайские копейки) будешь таскать носилки с кирпичами», – сказал отец на прощанье. И – как в воду глядел! Красивая девушка найдет и красивую работу, а вот ему, хоть он и красавчик,как его прозвали в школе за его врожденную горделивую осанку, достались носилки. В Вавилоне таких как Сунь – миллион, а то и побольше миллиона. Город растет, как бамбук, если не быстрей бамбука! Строятся башни до самого неба – телевизионная, 450 метров, небоскребы-дома, да что дома – даже дорогу для машин и ту люди умудрились поднять в небо и назвали ее «хайвэй» (по-китайски это звучит смешно: море, ау!). Это неоглядное бетонное кольцо над Шанхаем вознеслось прямо на глазах пораженного Суня – всего за год и восемь месяцев! Всё – вверх в этом городе, не зря, значит, и в самом имени его есть это слово: шан – вверх, верхний. Хай – море. Шанхай – верхнее море. Семьсот лет назад на его месте было два рыбачьих поселка – Шанхай и Сяхай, верхнее и нижнее море. А всего десять лет назад Сунь и попасть бы сюда не смог, к этому Верхнему Морю: коммун хоть и не было уже, но «крепостное право» не давало бежать из деревни, разве только на верную голодную смерть. Потому что ни работы, ни талонов на рис (их отменили только в 93-ем) тебе б нигде не дали, хоть ты что протягивай – руки ли, ноги. Между прочим, в деревне норма была – 12 кг на человека, а горожанину почему-то полагалось аж 15. Рис по талону давали по госцене – всего-навсего 32 фыня за килограмм. А на сколько юаней надо было пота пролить, чтобы вырастить и собрать этот килограмм!

Нет, отец, что ни говори, а в городе жить легче!

Бедный Сунь Лиши, зря ты так спешишь с выводами. Ох, хлебнешь ты еще «легкой» городской жизни, гляди, не захлебнись только...

Все началось с того, что его почти никто здесь не понимал.Считай, как в другую страну приехал! С развесистыми империями такое случается вполне законно. В Поднебесной пятьдесят шесть национальностей, а диалектов много больше того. Шанхайцы с огромным трудом понимают даже пекинцев, не говоря о провинциалах. Безъязыкому человеку в чужом городе – не жизнь. Ох, друзья-односельчане, да в родной деревне и воздух другой! А тут... Река Сучжоу-хэ, петляющая по Шанхаю, черна и зловонна. В ней даже жабы не водятся – одни комары в ней плодятся. Сам город – конечно, красавец («Красавчик, как и я»,– с улыбкой думал Лиши), слов нет, но ходить по его улицам просто страшно: со всех сторон на тебя летят машины и гудят, гудят, гудят. Правда, не давят, спасибо, объезжают людей, лавируют, но ревут при этом в самые уши, оглушая и превращая тебя в муравья, в козявку. И настоящие тучи велосипедистов плывут по улицам, особенно, конечно, утром и вечером, когда едут на работу – с работы. И они – ноль внимания на машины и на их гудки: объезжай, раз тебе надо...

Стройка, куда послали Лиши, расположена в красивейшем месте города – в парке университетаТон-Цзи. Платановые аллеи, заросли бамбука, фонтаны, гроты, дорожки, мощенные плиткой. Строится жилой дом для ученых –

двадцать с лишним этажей. Общежития для строителей никакого нет. Первый этаж закончили, перешли ко второму – заселяйтесь новоселами на первый. Без окон, без дверей, безо всяких – само собой – удобств. Зато крыша есть над головой, радуйся, пролетарий! Да и какой ты пролетарий – ты буржуй! У тебя ж «буржуйка» есть, возле нее можно отогреться и «чефан» какой хочешь на ней приготовить – хоть медвежью лапу, хоть самое знаменитое гуандунское блюдо «дракон, тигр и феникс» из змеи, кошки и курицы. Отец классно умеет готовить это царское блюдо, а к нему – вино из змеиной желчи, голубого цвета вино...

            Нет, не до вина нынче Сунь Лиши. Работа начинается с первыми лучами солнца, а заканчивается ночью, при свете прожекторов. А бывают и ночные смены – когда начальство прикажет. Строительство коммунизма как будто уже отменили, но ударный труд остался в большом почете. И зимой это, в общем-то, неплохо, работа греет, ты не мерзнешь. Шанхай, к сожалению, – северная граница китайского тепла: к северу от Янцзы дома теплофицированы, к югу – нет. Так что если ты в Шанхае хочешь согреться, жги электричество, а оно кусается – целых 40 фынь за киловатт.

            Эх, нашлась бы девушка с теплым углом!.. Ага, размечтался. Кому ты нужен, нищий пролетарий, деревня?.. А все равно, все равно мечтать никто не запретит молодому парню... Особенно красавчику и особенно весной. Когда собаки на улицах женятся и птицы гнезда вьют... Лиши завидовал и тем, и другим. А когда встречал в университетском парке красивую студентку, каждый раз вспоминал небольшую картинку из полудрагоценных камней, которая висела над столом в отцовском доме, она досталась отцу от его отца. Дед Лиши женился на тайке, и от бабки досталась внуку горделивая осанка, школьная кличка и это вот упрямство.

            Картинка стоит того, чтобы о ней рассказать подробнее. Гибкая девушка несет на плече корзину с целебными травами, которыми славится южная провинция Юннань, что на границе с Таиландом. Девушка народности тай.Там очень красивые девушки. Есть такая легенда о юноше из пригорода Шанхая: он побывал там и влюбился, женился и забрал жену с собой. Мать девушки не хотела надолго расставаться с любимой дочерью и приготовила молодым блюдо с ядом. В области Тай у каждой семьи есть свой яд с секретным противоядием. Яд должен подействовать через год. Парень ничего не знал и работал очень напряженно, некогда было ему разъезжать. И вот яд начал действовать. Жена все ему рассказала. Поехали. Но – в ее деревне случился пожар, мать погибла, а с ней – секрет противоядия. Молодые умерли мучительной смертью... Вот почему китайские юноши больше не женятся на тайских красавицах...

 Боже мой, да это же невыносимо – даже при самой напряженной работе –

 

 

 

жить без любви! В каждом мужчине ведь замаскировался жеребец или пес, как и в каждой женщине – кобыла или сучка. А в иных они и не маскируются – сразу видны любому. Лиши, во всяком случае, видны. Но – видит око, да зуб

неймет. Будь у него лишняя сотня юаней, он мог бы просто купить себе на ночь или хотя бы на час такую незамаскированную сучку. Увы, увы, нету у бедного Лиши свободной копейки, не то что сотни. И приходится ему порой, когда

становится ну совсем невмоготу, прятаться в самых темных углах стройки и заниматься стыдным детским грехом, после которого дрожат руки и нервы. Ох, весна, весна, что ты творишь с молодой кровью? Сунь Лиши готов презреть

вековые заповеди, рысью мчаться в ту далекую провинцию и скорей жениться на красавице, скорей, скорей. И пускай жить ему останется только год – он на это согласен, да, да, да, согласен!..                                                                 

            Лето пришло. Как же оно жарит несчастных горожан, вынужденных жить не на земле, не у реки, а среди раскаленных камней. И эти камни, трижды клятые кирпичи эти нужно ведь еще и таскать по этажам новостройки. А рядом оглушительно пахнут небольшие деревья, сплошь усыпанные белыми цветами. Называются они удивительно: 9 ли, потому что их аромат слышен за 9 ли, то есть за четыре с половиной километра!

            Боже, кто бы знал, как надоело парню жить в нищете! А вокруг столько разговоров о России, о распахнувшихся воротах на границе, о сказочно быстро разбогатевших приграничных провинциях Китая и даже о шанхайцах, сумевших найти там, в России, богатство и счастье. Но как, скажите, люди, как попасть в ту страну чудес?.. И вот кто-то обмолвился: на севере, в Харбине, вербовщики целыми сотнями и даже тысячами отправляют китайцев в Россию строить дома. А Лиши уже успел сдать экзамен на каменщика и, значит, вербовщикам нужен именно он!..                                                                                     

            Подкопив немного деньжат, Сунь Лиши взял билет в общий вагон поезда Шанхай-Харбин. После недолгих мытарств в северном городе Харбине наш герой в качестве гастарбайтера, гостевого, значит, наемного работника, отбыл в древний Хайшенвэй, то есть в современный Владивосток.

            За долгие века, как ни странно, Бухта Трепанга (вэй – бухта, хайшен – морской женьшень, трепанг) не обнищала. Много китайцев нашли здесь все, что искали: базары и магазины для своей торговли бросовым, дешевым товаром, клиентов для сапожного ремесла, непаханые поля для огородников, нетоптанные луга и леса для охотников за змеями, лягушками, травами и даже императорским корнем женьшенем. И трепанга тут еще полно, земляки тоннами его скупают, причем за бесценок – в сравнении с ценами в ресторанах и аптеках Китая. А сколько, говорят, земляков здесь окопалось из настоящих бандитских «триад», из Анченбу (китайского КГБ) и даже девиц суци, «ночных бабочек». Цена их услуг тут выросла в несколько раз!

            Но бедному китайскому юноше нигде не везет. Ну, просто страшно не везет в любви, хоть умри. Да если б только в любви! Его такая же невезучая бригада, как он сам, успела построить всего лишь один дом, как неожиданно прогорела-обанкротилась фирма, нанявшая гастарбайтеров. И вот красавчик – на улице. Он безработный. И денег – только на обратную дорогу... Домой – таким же нищим, каким уезжал? Нет, ни за что! Вдвоем с товарищем по несчастью он пошел наниматься в подручные к торговцам на Китайский базар, раскинувший свои лотки-ларьки-контейнеры на улице Баляева. Два удачливых торгаша из приграничного Суйфэньхэ (с трудом удалось объясниться с ними на трех диалектах и наполовину по-русски) взяли их на работу – за харчи. О да, только за «чефан», без зарплаты. Правда, и жить разрешили прямо на складе товара, в конурке, чтобы заодно, значит, и охранять товар. Толстопузый «Отдел кадров» прогорелой фирмы за взятку (их последние деньги) выдал обоим по удостоверению с печатью. Торгаши вписали по-русски в эти документы их имена и должность: лапочий. И потекла жизнь, точь в точь такая же «веселая», как в Шанхае. Стоило для этого так далеко ехать?..

 И от склада (тайного общежития) на работу, на базар то есть, тоже ехать приходилось чуть не через весь Хайшенвэй. Боже, какой большой, какой просторный и до чего же запущенный, загаженный город! Нет в нем хозяина. Захламлены скверы, парки, фонтаны. Столько грязи и снега, мусора и даже металлолома (!) на улицах и во дворах, столько старых вонючих японских машин отравляют воздух и обугливают выхлопом придорожные кусты и деревья. Да если эти вонючки на колесах пустить в Шанхай, который не так хорошо проветривается с моря, то всё тринадцатимиллионное население за год вымрет. Между прочим, в Шанхае он не видел ни единого сломанного деревца или изуродованного пацанами куста, опутанного магнитофонной лентой и увешанного тряпками, сигаретными пачками, усыпанного битыми бутылками и окурками. В парке университета Тон-Цзи, где он работал на строительстве дома, он видел коттеджик, в полу веранды которого было сделано специальное отверстие для красивого, цветущего дерева, мешавшего стройке. И когда мостят тротуары, поступают точно так же. Правда, на базарах, вокзалах и в поездах китайских тоже очень грязно, мусорно. Но там днем и ночью трудятся целые армии уборщиков, и потому в конечном итоге все-таки побеждают чистота и порядок.

            Пришла еще одна весна, и грязные реки потекли крутыми улицами Хайшенвэя. С юга, с родины, прилетели скворцы и ласточки, запели на всех диалектах Китая. Лиши невольно распрямился, стал выше ростом. Горделивой тайской осанки не сломить ничем. Даже хронической, как насморк, нищетой: с пустыми карманами и распрямляться легче. Китайский базар давал жить и китайцам, и русским: дешевый, пусть и необремененный качеством, товар продавался, считай, прямо с колес. Лёша (так стали звать Лиши) едва успевал подтаскивать коробки и ящики. За хорошую работу («Ты молодес,– похвалил хозяин, – ты сустрый») лапочий Сунь был премирован зеленой десятидолларовой бумажкой.

Ах ты ж весна, весна, опять ты взбурлила кровь. И ноги сами вроде понесли Лешу-Лиши по весеннему городу – просто так, куда глядят глаза. А глаза смотрели, конечно, на девушек и женщин. Но вот беда – они на него не хотели смотреть. Да, даже на него, на красавчика! Лапочий, бедно одетый, нищий китаец, ну кому он тут нужен? Ни-ко-му. И тайская осанка не помогает. А может, поможет все-таки, особенно с таким приложением – доррарами?..

Лёша слыхал, что недалеко от автобусной остановки Постышева недавно открылся какой-то клуб, говорят, специально для китайцев. Спрятав зеленую бумажку у самого сердца, бомбящего грудь изнутри, отправился Лёша в тот клуб на улице Гамарника, клуб-казино с непонятным названием «Аристократ». Красивое (и сразу видно, что китайское) здание в два этажа, обнесено ажурным металлическим забором с такими же ажурными воротами и сторожевой будкой.

- Что ты хотел, парень? – Спросили его на пекинском диалекте.

- Я хочу хотеть знакомиться с девушкой, – на ломаном шанхайском отвечал Лиши.

- А ты знаешь, сколько надо заплатить только за вход сюда?

- Пуджидао, – покачал головой Лиши, – не знаю.

- А у тебя вообще есть деньги?                                                         

Лёша кивнул и, отчего-то густо покраснев, добыл из кармана зеленую десятку. О да, конечно, он предчувствовал, что этого не хватит на девушку. Но действительность оказалась еще суровее: его богатства не хватило даже на то,

чтобы просто войти в этот дом...

А там, там, ох и далеко же отсюда, в родной провинции Гуандун, д о м а , сейчас уже даже не весна, а лето в разгаре, и девушки, такие милые, ходят не в пальто, а в тоненьких платьицах, под которыми так заманчиво шевелятся груди, торчат умопомрачительные соски и сверкают голые коленки. Ну, почему, почему он такой дурак, почему не послушал отца, уехал искать счастья на чужбину? Почему, почему, почему?..

Бедняга красавчик спрятался в платном базарном туалете и, занявшись привычным суррогатом секса, твердил горячечно это «почему» и не находил ответа. Он готов был даже молиться, но не знал, как это делается: вырос ведь в коммунистической стране.

Бог, в которого он не верил, все же сжалился однажды над ним и послал ему ангела-спасителя в образе сержанта милиции, который проверил документы гастарбайтера и показал его удостоверение своему напарнику, тоже сержанту. Оба долго смеялись над профессией Лиши:

- Лапочий! Ох-хо-хо, помереть и не встать! Ла – по – чий! Во дают!..

И веселые милиционеры помогли Сунь Лиши вернуться на родину. Притом бесплатно! По-ихнему это называется – деполтация. Потому что в Хайшенвэе проводилась как раз ментовская операция «Иностранец». Спасибо им, спасибо ей!..                                                                                                                                     

 

 

 

            Март 2001 г. г. Владивосток-Хайшенвэй

 

 

                                

Hosted by uCoz